ГОЛОСА СЕРДЦА И РАЗУМА (ЖЕНСКАЯ ИНТУИЦИЯ)

Послушав, посмотрев, не могу не отметить, что внутреннее изречение куда более красноречиво, чем обычный словесный лепет. В этот раз в заговорили не тонкости, но женское чутье. Коль смотреть с позиции ассоциаций, то возникает картина маленькой плачущей девочки. Да она говорит как есть, не может понять. Но при этом жалобно плачет, жалуясь и задавая один и тот же вопрос: -Почему? Почему?  Ну ПОЧЕМУ!!!
   И этот крик конечно слышен... Пусть плаксивый, но маленькой девочки где-то в уголке ее души. Конечно, нормальное живое сердце может немного разжалобить, появится желание утешить, вступиться за малышку. Подобные картины случаются. Но вот в киеве, тех, кто залез на пальму, подобной плаксивостью конечно не разжалобить. Напротив злорадно захихикают, завоют, заулюлюкают, почуяв запах крови. Ибо у нациков, хунты, просто массы обезумевших от крови, подобное вызывает лишь одно... 
   Ноет. Надо добить, растоптать, чем самым самоутвердиться. Вонзить истекающие кровавой пеной зубы в свежий кусок мяса. Такова их суть. Давно, очень давно Вестник говорил... При встрече в подворотне с гопником, увещевать его бесполезно. Практические наблюдения показывают, что разумные увещевания воспринимают за слабость. И понимают такие лишь один язык…  Получив как следует в лобешник от сильного, или нарвавшись на такое. Только тогда начинают понимать, что надо уползать обратно в пещеру, пока кости не переломали. Простой плаксивостью, таких, увы, не разжалобить. Нужно совсем другое...Мне нет нужды писать самому. Нечто подобное давно описано.  Вполне хватит трех отрывков.
(Взгляд Пришедших со Звезд)

Ученый затаив дыхание пытался рассмотреть это, подставляя диск свету под разными углами. И вдруг сквозь мутную пелену, наложенную временем на прозрачное вещество кружка, Шатрову почудились глаза, взглянувшие ему прямо в лицо. Сдавленно крикнув, профессор уронил тяжелый диск, и он с грохотом упал на стол. Давыдов подскочил, как подброшенный пружиной. Но Шатров не обратил внимания на гнев друга. Он уже понял, и догадка заставила прерваться его дыхание.

— Илья Андреевич, — закричал Шатров, — есть у вас что-нибудь для полировки — мелкий карборунд или, лучше, крокус? И замша.

— Конечно, есть и то и другое. Но что это с вами стряслось, черт и трижды черт?

— Дайте мне скорее, Илья Андреевич! Не раскаетесь! Где это у вас?

Давыдову передалось волнение Шатрова. Он встал, широко шагнул и зацепился за ковер. Профессор сердито пнул завернувшийся край и скрылся за дверью. Шатров вцепился в диск, осторожно пробуя ногтем выпуклую поверхность маленького кружка…

— Вот вам. — Давыдов поставил на стол банки с порошками, чашки с водой и спиртом, положил кусок кожи.

Шатров торопливо и умело приготовил кашицу из полировального порошка, намазал на кожу и принялся тереть поверхность кружка размеренным вращательным движением. Давыдов с интересом следил за работой друга.

— Этот прозрачный, неизвестный нам состав необычайно стоек, — пояснял Шатров, не прекращая работы. — Но он, без сомнения, должен быть прозрачен, как стекло, и, следовательно, иметь полированную поверхность. А тут, видите, поверхность стала матовой — она изъедена песком за миллионы лет лежания в породе. Даже это стойкое вещество поддалось… Но если снова отполировать его, то оно опять станет прозрачным.

— Прозрачным? И что же дальше? — усомнился Давыдов. — Вот с другой стороны диска прозрачность сохранилась. Ну, виден слой индия, и все…

— А здесь есть изображение! — возбужденно воскликнул Шатров. — Я видел, видел глаза! И я уверен, что здесь скрыт портрет звездного пришельца, может быть, того самого, чей череп перед нами. Зачем он тут — может быть, опознавательный знак на аппарате или такой у них обычай, — этого мы не узнаем. Впрочем, оно и неважно в сравнении с тем, что вообще нам удалось найти изображение…  Э, полируется хорошо! — продолжал профессор, пробуя пальцем кружок.

Давыдов, перегнувшись через плечо Шатрова, нетерпеливо глядел на диск — на нем под полосами мокрой красной кашицы проступал все более чистый стеклянный отблеск.

Наконец Шатров удовлетворенно вздохнул, стер полировочную массу, смочил кружок спиртом и несколько минут тер его сухой замшей.

— Готово! Ок! — Он поднес диск к свету, придав ему надлежащее положение, чтобы свет отражался прямо на смотревших.

Оба профессора невольно содрогнулись. Из глубины совершенно прозрачного слоя, увеличенное неведомым оптическим ухищрением до своих естественных размеров, на них взглянуло странное, но несомненно человеческое лицо. Неизвестным способом изображение было сделано рельефным, а главное — необыкновенно, невероятно живым.

Казалось, живое существо смотрит, отделенное только прозрачной стенкой. И прежде всего, подавляя все остальные впечатления, в упор смотрели громадные выпуклые глаза. Они были как озера вечной тайны мироздания, пронизанные умом и напряженной волей, двумя мощными лучами, стремящимися вперед, через стеклянную преграду, в бесконечные дали пространства.

В этих глазах был свет безмерного мужества разума, сознающего беспощадные законы Вселенной, бьющегося в муках и радости познания.

И взгляды ученых Земли, скрестившись с этим необычайным взором, глядевшим из бездны времен, не опустились в смущении. Шатрова и Давыдова пронизало радостное торжество. Мысль, пусть разбросанная на недоступно далеких друг от друга мирах, не погибла без следа во времени и пространстве. Нет, само существование Жизни было залогом конечной победы мысли над Вселенной, залогом того, что в разных уголках мирового пространства идет великий процесс эволюции, становления высшей формы материи и творческая работа познания…

(Дуновение Африки)

— Довольно, вы говорите слишком много!
— Я вижу, что вы утратили слишком много, и хочу…
 — А я не хочу! Прочь с дороги!
    Мвен Мас не шелохнулся. Наклонив голову, он уверенно и грозно стоял перед Бетом Лоном, чувствуя прикосновение вздрагивающего плеча девушки. И эта дрожь наполняла его ожесточением гораздо сильнее, чем полученные удары.
Математик, не шевелясь, смотрел в источавшие гневное пламя глаза африканца.
    — Идите, — шумно выдохнул он, отступая с тропинки.
    Мвен Мас снова взял за руку Онар и повёл её между кустов, чувствуя ненавидящий взгляд Бета Лона. У поворота тропинки Мвен Мас остановился так внезапно, что Онар уткнулась в его спину... До пятого посёлка оставалось около десяти километров.

(Из Глубин Вечности)
Грозное ворчание, стелившееся по земле, сотрясая почву, раздалось в отдалении справа, где склон отрога полого поднимался и тонул в глубокой тени. Ему откликнулся низкий рёв в лесу среди пятен и полос лунного света. В этих звуках чувствовалася ужас, проникавший в глубину души, будившая в ней давно забытые чувства страха и обречённости жертвы, выбранной непобедимым хищником. Как противодействие древнему ужасу, загорелась не менее древняя ярость борьбы — наследие бесчисленных поколений Безымянных героев, отстаивавших право человеческого рода на жизнь среди мамонтов, львов, исполинских медведей, бешеных быков и безжалостных волчьих стай, в изнуряющие дни охот и в ночи упорной обороны.
    Мвен Мас постоял, озираясь и сдерживая дыхание. Ничто не шелохнулось в ночной тиши, но едва Мвен Мас сделал несколько шагов по тропе, как понял, что его преследуют по пятам. Хищники? Неужели сведения Онар оказались верными?
 Мвен Мас пустился бежать, стараясь сообразить, что ему делать, когда хищники — набросятся на него.
    Спасаться на невысоких деревьях, по которым хищники джунглей  лазает лучше человека, бессмысленно. Сражаться? Вокруг были только камни, даже порядочной дубины не отломать от этих крепких, как железо, ветвей. И когда рычание раздалось сзади совсем близко, Мвен Мас понял, что погиб. Простёртые над пыльной тропой ветви деревьев душили африканца. Ему хотелось почерпнуть мужество последних минут из вечных глубин звёздного неба, изучению которых была отдана вся его прошлая жизнь. Мвен Мас понёсся громадными прыжками. Судьба благоволила ему — он выскочил на опушку большой поляны. В центре её он заметил груду рассыпанных каменных обломков, бросился туда, схватил тридцатикилограммовую остроугольную глыбу и повернулся к лесу. Теперь он увидел движущиеся неясные силуэты. Полосатые, они терялись среди перекрещивавшихся теней редколесья. Луна уже коснулась своим краем верхушек деревьев. Удлинившиеся тени легли поперёк поляны, и по ним, как по чёрным дорогам,  огромные хищники стали подползать к Мвену Масу. Как тогда, в подземной комнате Тибетской обсерватории, Мвен Мас почувствовал надвигающуюся смерть. Теперь она возникла не изнутри его, а извне, горела темным пламенем в фосфорических глазах хищников. Мвен Мас вдохнул налетевший в знойной духоте порыв ветра, посмотрел вверх, на сияющую славу космоса, и выпрямился, подняв над головой камень.
— Я с тобой, товарищ!
    Высокая тень метнулась на поляну из тьмы склона, угрожающе поднимая корявый сук. Изумлённый Мвен Мас на секунду забыл об  опасности, узнав математика. Бет Лон, почти бездыханный от бешеной гонки, встал рядом с Мвеном Масом, ловя воздух раскрытым ртом. Громадные порождения ночи, отпрянувшие сначала назад, опять начали неумолимо придвигаться. Хищник слева был уже в тридцати шагах. Вот он подтянул под себя задние лапы, готовясь прыгнуть.
— Скорей! — разнёсся на всю поляну звучный крик.
    Бледные вспышки гранатомётов замелькали с трёх сторон за спиной Мвена Маса, выронившего от неожиданности своё оружие. Ближайший темная фигура вздыбилась во весь рост, парализующие гранаты лопнули барабанными ударами, и хищник опрокинулся на спину. Другой сделал скачок в сторону леса. Оттуда появились ещё три силуэта верховых Людей. Стеклянная граната с мощным электрическим зарядом разбилась о лоб первобытного кошмара, и он вытянулся, уткнув тяжёлую голову в сухую траву.

P.S
Пожалуй, надо добавить пару фраз. Те, кто когда-то пробудился... Те, кто в свое время пришли в Крым.  Те ребята добровольцы, ополчение, кто погиб и гибнет здесь на Донбассе. Те, кто рискует... Эти люди гибнут не за этих мелких гопников, не за тех, кто грабит без остановки. Нет... Они гибнут за Людей. За простых обычных маленьких людишек.   И за что-то, что мало кто понимает. В который раз повторюсь, что Вестник не шутил. Совсем не шутил...  Нет конечно подобные вещи красивы. Но порой красота скрывает под собой опалины войны, а холодный металл несет в себе больше тепла, чем те, кто когда-то бросил его в адское пекло. Жизнь вобще диковинка из диковинок. Порой прорастает там, где ее никто не ждет, сплетаясь в что-то новое и хрен поймешь, что это такое. Парадоксы разбуженного не имеют привычного пояснения.

Дополнение: Мне известно, что нынешние отморозки в помойке, кое-какие силы Запада, кое-какие полудурки в России, попытаются воспользоваться привычным "онижедети".  Не советую...